В сенях хлопнула дверь; чувствуется, что ветер
врывается внутрь сеней, слышны чьи-то шаги, тяжелые, точно лошадиные.
За столом, затаив дыхание, все пугливо переглядываются.
Кто-то долго шарит рукой по стене. Открывается дверь, и в избу, переступив здоровой ногой
порог, не сразу входит Гаврила, обрызганный
грязью и обсыпанный снегом. Он останавливается
посредине избы, точно кошмарное видение, сумрачно осматривая семью из-под волокон лохматой
папахи. Все замерли от страха, У кого была каша во
рту, так и осталась непроглоченной. Лица побелели, как мел, глаза смотрят, не мигая, точно
стекляшки.
Гавриле видно, что смертельно испугал всех, и
сердце его до слез наполняется тоскливой болью.
Но он сейчас же овладевает собою. Чтобы скорее
успокоить своих родных, он быстро сдергивает
с головы папаху и, перекрестившись на иконы,
говорит: — Здорово живете!
— Здо... здо... здорово... — бормочет Трифон
помертвевшими губами.
Дети, точно по команде, все разом начинают
реветь, бабы шепчут молитвы.
— Не узнаете своего Гаврилу?—с горькой обидой в голосе спрашивает солдат. Левый глаз его
