166
—
к своему сопернику. Встречаются на крыльце, куда
тот только что вышел. Ларион в одной рубашке,
без шапки, удрученный свалившимся на него бедствием, с потемневшим лицом, рассеянно здоровается и низким, корявым голосом говорит:
— Да ... вот как ... Решил я, брат, покончить без
суда, почеловечески... Друзьями мы с тобой были,
друзьями и останемся. Идем ко мне...
Ведет Гаврилу в избу, усаживает его за один
конец стола, а сам грузно садится за другой. На
столе приготовлена водка и закуска. Все неловко
молчат. Притихшая Фроська сидит на лавке, утирает слезы и пугливо ежится, боясь посмотреть
в страшное лицо своего первого мужа. С печи,
прячась за трубу, робко выглядывают ребятишки.
У Лариона борода и усы странно спутаны; лицо
измято, а голова с рыжими всклоченными волосами кажется несуразно большой, точно распухла
от дум. — Хватим!—разливая по стаканам водку, обращается он к Гавриле.
— Можно,—отвечает тот, кивая головой.
Чокнувшись, оба опоражнивают стаканы.
Ларион сплюнул, вытер рукавом рубахи усы и
негромко хлопнув ладонью по столу, медленно,
взвешивая каждое слово, заговорил:
— Ну, вот, Гаврила, давай побеседуем... По
душам... Не буду таиться: узнал я от людей—по
закону жена должна тебе принадлежать. Да... Бери
ее, бери и ребятишек... Хоть сейчас...
