Яшка, запрыгав от радости, на одной ноге поскакал на улицу.
Матрена, убравшись около печи, нарядилась
в темносиний китайчатый сарафан, бордовую рубаху, в голубой запон, надела на шею разноцветные бусы. Лапти заменила новыми котами с медными подковами. Такую роскошь она позволяла
себе только в особо торжественные дни.
Однако, настроение было грустное. Ночь с мужем, вместо ожидаемой радости принесла горе. Он
обошелся с нею так, что стыдно было вспомнить.
Но еще хуже стало, когда она погнала к стаду
коров. Бабы, собравшись на выгоне, судачили:
— Солдат-то Колдобин как чванится...
— Беда!.. А бороду себе как сделал—ой, ой!
На чорта похож. С ним, поди, спать страшно...
Многие смеялись.
— А денег, денег-то у него! Боже мой! Бумажек
одних половина чемодана.
А Фекла, полная косоротная баба, сбоченившись,
резала без всякого стеснения:
— Тришка-то, мужик мой, обсказывал: свистнул
где-нибудь! Гляди, говорит, их всех в острог заберут, Колдобиных-то. Умереть на месте, не вру...
Бабы с нею соглашались.
Солдат встал часов в десять. Умывшись душистым мылом, он долго стоял перед маленьким зеркалом, молча смазывая голову репейным маслом,
а усы фиксатуаром. Потом натянул мундир и, при-
—
46
-
