— Вот пустозвонный балабан! — перебил его
кто-то.—Сто раз слыхали это.
•— Ублажил ты меня, Петр, эх, как ублажил!—
бормотал Федор, хлопая солдата по плечу. — Как
хватил я ее, красенькую-то, так, понимаешь ли,
в самые кости ударила! Ей-богу!
—• Запеканка-то?—осведомился сосед.
— Онаі
— Да-а.
Некоторые из гостей пробовали сыр, но, пожевав, сплевывали в руку и незаметно выбрасывали под стол, тщательно вытирая руки
&
платье.
— А что же сыр никто не ест?—спросил солдат. — Да без привычки не по нутру он нам,—
объяснил один из гостей.
— На мыло больно смахивает, при том же воняет,—добавил другой, более смелый.
— Эх, вы, мужичье, сами вы воняете! —презрительно качая головой, усмехнулся Петр и, отломив
кусок сыра, начал есть его как редьку.
Хмелея, он куражился все больше и больше,
желая удивить публику „благородными“ манерами,
усвоенными на службе, и становился все грубее.
Всем было смешно, когда он то вдруг надувался,
как индюк, то рвал и крутил усы с такой силой,
что верхняя губа оттопыривалась в ту или другую
сторону, то нахмурившись, прикладывал указательный палец ко лбу, как будто что-то соображая.
По временам голова его закидывалась назад и
