глаза сурово и пронзительно останавливались на
людях, точно он производил инспекторский смотр.
— Душно у вас!—нюхая воздух и морща нос,
заявил он и, достав из кармана носовой платок,
начал им обмахиваться.
— Окна открыты,—заметил отец, который хоть
и пьян был, но все время искоса поглядывал на
сына. В публике шептались:
— Для ча это он так?
— Эдак-то попадья в жару делает...
Солдат привстал и, скосив глаза, брезгливо
осмотрел людей, толпившихся в избе.
— Э-э-э-э,—тянул он, как ротный командир,
когда хотел вызвать из фронта какого-нибудь солдата. — Вот ты, трегубый, поди-ка сюда,—произнес,
наконец, он, кивая пальцем молодому парню с рас-
сеченой губой.
— Меня, что ли?—приблизившись, спросил тот.
— Да , да, братец. Достань-ка мне э-э-э... сногсшибательной микстуры да крендельков э-э-э... полпудика...
— Вот это дело!—восторгались мужики.
— Довольно бы, сынок—вступилась мать.
— Не перечь мне, мамаша! Пусть знают, кто
такой Петр Захарыч и все прочее.
Забрав деньги, парень мигом слетал кшинкарю.
Водку начали подносить всем без разбора.
Пили мужики, бабы и ребятишки, закусывая крен-
