Она вздрогнула, а голубые глаза ее округлились.
— Что ты, что ты, беспутный, говоришь?
— Ночью, мама, когда заснет...
Мать зажала рот и закричала:
— Замолчи! В острог посадят!..
А когда отпустила его, он заплакал, говоря
с упреком:
— Порченный убьет нас обоих... жисть, что ли,
это... Я уйду от вас. Один в лесу буду жить...
И убежал на улицу ловким зверенышем.
— Господи, что мне делать, что мне делать?—
застонала мать, глядя на иконы. Ответа не было:
она не знала, не видела для себя выхода. Убежать?
Но куда? Она ни разу не была даже в своем уездном городе, и та жизнь, что протекала за пределами известных ей сел, была для нее темна и загадочна, как ночь в непроходимом лесу. Да без
согласия мужа ей
и
паспорта не дадут. А в селе
разве можно от него скрыться? Он всюду ее найдет и отовсюду имеет право взять. Просто схватит
ее за волосы и притащит домой, а тогда замучает
до смерти. Руки наложить на себя? Страшно... Да
и сына жаль. Пропадет он без матери с извергом...
Нет выхода! Какими-то невидимыми путами привязана она к селу и к мужу, и не порвать их никогда. Придется, видно, терпеть до конца. Такова
уж бабья доля...
IX.
Под горою, около речки, где кончались огороды и росли ветлы да ивы, одиноко стояла вет-
