хая избушка колдуньи и ворожеи Есихи, известной
на всю волость. Темное лицо старухи собралось
в морщины, как изношенное и измятое голенище
от грубого сапога, помутневшие глаза слезились,
голова тряслась, а волосы на висках были седы
в прозелень. Несколько раз, сильно заболевая, она
собиралась умереть, но некому было поднять матицу, а без этого смерть не брала ее.
Хотя она и не считалась зловредной, а все-таки
многие побаивались ее, говоря:
— Шут ее знает, что у нее на уме. Возьмет да
и пустит килу али трясовицу. А ты, значит, и будешь мучиться век...
Те, кому приходилось в жизни слишком круто
и кто перепробовал уже все средства, обращались
за помощью к бабушке Есихе. Одним она нашептывала какие-то непонятные слова, других поила
настойкой из разных трав и кореньев, третьим давала советы. И ничего—помогала. За это платили
ей мукой, яйцами, пшеном, а иногда и деньгами.
Однажды тихим вечером пришла к ней и Матрена. На западе, догорая, таяли багряные краски заката. Мертвая вода в пруде красновато поблескивала в вечерней темноте, неподвижная, как стекло,
и желтой точкой отражалась в ней вечерняя звезда.
Ворожея сидела на пороге, нюхала табак и
чихала. — Здорово, бабушка Есиха,—кланяясь низко,
сказала Матрена тихим голосом.
