такой мешок, вместимостью до семнадцати пудов» могли
насыпать уголь сразу три человека.
Эти погрузки угля больше всего выматывали силы
эскадры. Галерникам жилось, вероятно, легче, чем нам»
Мы дышали угольной пылью, забивая ею легкие, мы
ощущали ее хруст на зубах и проглатывали с пищей,
она въедалась нам в поры тела. Мы спали на ворохах
угля, уступая ему место в жилых помещениях. Из
угля мы создали себе идола и приносили ему в жертву
все — наши силы, здоровье, спокойствие, удобство. Ду
мали только о нем, отдавали ему всю изобретательность,
хотя и не придумали ничего путного. Он, как черная
завеса, заслонил от нас более важные дела, словно
перед нами стояла задача не воевать, а только прибли
зить эскадру к японским берегам. Мы завалили углем
всю батарейную палубу настолько, что 75-миллимег-
ровые пушки в случае минной атаки не могли бы бытъ
пущены в действие. А Рожествепскйй слозно помешался
на таких погрузках. Говорят, он и во сне иногда выкри
кивал:
— Уголь, уголь! Я приказываю еще грузить! Грузить
доотказа!
Живые быки, находившиеся у нас на палубе, убав
лялись в числе. Вперемежку со свежим мясом мы стали
есть солонину. Но она была просолена неумело и от
жары почти вся испортилась. Каждую бочку, вытащен
ную из ахтерлюка, выкатывали на бак и там уже рас
крывали ее с предосторожностью. Обыкновенно кок или
артельщик обухом топора ударял по дну бочки и сей
час же убегал прочь, так как из образовавшихся ще
лей, пенясь и шипя, начинал бить фонтаном прокисший
и забродивший рассол. По
Есей
палубе распростра
нялся такой отвратительный запах, что все зажимали
носы. Только спустя несколько минут можно было снова
подойти к бочке, чтобы закончить раскупорку дна.
Сколько ни вымачивай в воде такую солонину, она мало
чем отличается от разложившейся падали.
Находясь в таких тяжелых условиях, мы давно должны
255
