настоящая служба! Старший офицер у нас быЛ че
ловек
СИЛЬНЫЙ
и сытый — лоснился, как морж. Горячки
не порол, но характер имел крутой. Матросов бил молча,
спокойно, словно дрова рубил. Все перед ним трепе
тали. Но зато бывало начнет командовать во время
парусного учения — красота! Голос у него бы л—труба
иерихонская. Как-то шквал налетел. Погнали нас на
мачты паруса крепить. И вот один ученик сорвался
с бом-брам-реи, но успел ухватиться за нижний край
паруса. Повис, несчастный, в воздухе и давай мотаться
во все стороны. Смерть пришла человеку. Старший офи
цер увидел его и заревел: «Тарасенко, держась, подлец,
а то запорю!» А тот сверху протяжно пропищал, слов
но ребёнок:* «Есть, ваше высокоблагородие, держусь».
Вот это матрос! В такую помрачительную минуту — и то
дисциплину не забыл. Успели все-таки спасти его. Ко
гда он очутился на палубе, на кем лица не было —
точно гипсовая физиономия, а на ней два стеклянных
глаза. Пальцы все были в крови. Глянули мы на них
и ахнули: ногти под мясо ушли. Чувствуете, какая была
служба, а?
— Очень даже чувствуем, —ответили *матросы иро
нически.
— Вот и отлично, —~похвалил боцман. — Люблю до
нимающих ребят.
— Приблизительно такой же случай описан у Ста-
кюкевича. Разве не читали, господин боцман? — спро
сил я.
— Никакого вашего Станюкевича я не читал, а го
ворю только, что сам ■знаю, — недовольно проворчал
боцман. —Слушайте дальше. Поделать старшему офи
церу был у нас и командир, только в другом духе.
Своего матроса в обиду никому не даст и насчет пищи
заботился. Не командир, а бриллиант чистой воды. Толь
ко больно горяч был. Огонь! Все, бывало, по мостику
прохаживался и плечами дергал. От нервности боль
ше. Когда рассердится, делается вроде как без памяти.
Однажды квартирмейстер чем-то проштрафился перед
262
