Вообще говоря, мы и без помощи инженера Ва
сильева знали о поведении и характерах офицеров
больше, чем они о 'нас. Их было только тридцать
человек, а нас — девятьсот. В такой большой массе
людей, разбросанных, по железным лабиринтам корабля,
они даже не могли запомнить всех лиц матросов.
Кроме того, мы свои чувства и настроения, находясь на
положении бесправных нижних чинов, проявляли лишь
в исключительных случаях, когда было невмоготу тер
петь. А они за свои поступки не несли перед нами
никакой ответственности
и
поэтому нисколько нас не
стеснялись. О каждом начальнике вам была известна
всякая мелочь, даже как он спит — на спине или
на животе, храпит или дышит беззвучно. Подобной
нашей осведомленности способствовали главным об
разом вестовые, выполняя роль беспроволочного те
леграфа между офицерскими каютами и матросскими
кубриками.
Только теперь, находясь в бухте Камрщіг, я накб- ’
нец выяснил, что произошло на вспомогательном крей
сере «Терек» 22 марта.
За день до означенного числа в каюте старшего
офицера кто-то облил черной краской весь письменный
сшл. Несомненно, здесь была месть. Но кто посмел это
сделать? Старший офицер заподозрил машиниста Саф
ронова, который недазно был подвергнут им дисципли
нарному наказанию. Он призвал предполагаемого винов
ника к себе в каюту, запер за ним дверь, выхватил из
кармана револьвер и, багровея, крикнул:
-— На 'колени, подлеці
Машинист, немного попятившись, исполнил приказа
ние.
Старший офицер, возвышаясь над ним высокой, нап
ряженно согнутой фигурой, широко расставил ноги.
Солидные плечи его сияли золотом лейтенантских по
гон. Нижняя челюсть, обросшая черной бородой, сви
репо вздрагивала. Он навел дуло револьвера прямо' в
лоб Сафронова и властно приказал:
277
