яым командиром. Тут же инструктор рассказывал нам,
как различать чины. Все делалось с матерной бранью
и мордобойством.
Часов в семь все занятия кончались. Пока не ско
мандуют «На справку», мы могли писать письма, читать
книги и веселиться. Некоторые, пользуясь небольшим
промежутком свободного времени, бежали на двор, в
прачечную, в кирпичное помещение, и стирали там свои
рубашки и подштанники. Развешивать их на чердаке
было рискованно— украдут. Поэтому каждый новобра
нец расстилал сырое белье под простыню, чтобы за ночь
просушить его теплотой своего тела.
Тяжелый рабочий день заканчивался справкой и ве
черними молитвами. Привертывались газовые рожки,
исключая одного. В камере было полусумрачно. Кто-
нибудь из нас назначался дежурным, а остальные трид
цать девять человек укладывались спать — каждый на
свою койку, на соломенный тюфяк, под серое казенное
одеяло. Воздух сгущался смрадом человеческих испа
рений.
Так продолжалось изо. дня в день.
Я исполнял все служебные обязанности самым добро
совестным образом. Меня нельзя было причислить х
глупым ребятам. До службы я прочитал порядочно
книг, а это очень помогло мне в изучении словесности.
При своей недурной памяти я в один месяц выучил
матросский устав наизусть. Новобранцев до принятия
присяги не полагалось отпускать в город поодиночке,
но инструктор, в виду моего необычайного успеха по
словесности, сделал для меня исключение.
— Смотри в оба, — наказывал он мне. — Знай, кому
нужно козырнутъ, кому — стать во фронт.
— Есть, господин обучающий.
— Если подведешь меня, я из тебя яичницу сделаю.
Все это мне казалось нормальным.
Гуляя по городу, я отдавал честь встречающимся
офицерам по всем правилам. Правда, проделывал я это
не без волнения, но ко мне никто не придирался. З.а-
284
