стройных конях.
Эти
офицеры удивили меня ориги
нальностью своего- народа, и только. Ничего тут особен
ного не было. На конях и сам я в своем селе Матвеев
ском ездил верхом в ночное, правда, без седла и не так,
может быть, красиво. Совсем иное впечатление про
извели на меня морские офицеры. В воображении своем
я связывал их с кораблями, на которых они плавают по
синим морям, переживают бури, бывают в чужих стра
нах, совершают кругосветные путешествия и видят вся
кие чудеса земного шара. Мне казалось, что нужно иметь
колоссальные знания, чтобы по компасу и звездам, — как
объясняли старые матросы, —определить, в какой части
обширнейшего океана находится судно. Все это было
для меня необычно, необычна была и сама форма, какую
носили морские офицеры. В особенности я поражался,
когда видел их в черных парадных мундирах с эполе
тами, с орденами, в треугольных шляпах. Этот блеск
ошарашивал меня, подчеркивая мое ничтожество. Я,
вылезший из деревенской глуши и грязи, смотрел на
офицеров, как на людей особой породы, с красивыми
благородными лицами, чрезвычайно талантливых. И
разве я мог в то время заподозритъ кого-нибудь из них
в нечестных поступках?
Отец мой, бывший николаевский солдат, воспитывая
меня, часто внушал:
— Если тебе, Алешка, придется попасть на военную
службу, то служи по-настоящему. Будут бить — терпи.
За одного битого — десять небитых дают. И помни
одно — за богом молитва, а за царем служба никогда
не пропадут.
Я поверил его словам и, явившись во флот, ревностно,
со всей страстностью своего темперамента принялся
за. службу. Период новобраяства длился около четырех
месяцев и запечатлелся в моей памяти как отврати
тельный сон. Капралы, инструктора, фельдфебель при
нимали самые решительные меры к тому, чтобы выши
бить из нас деревенский дух. В шесть часов утра
горнист на дворе играл побудку. Мы очумело вскаки-
282
