с домом, с детьми, с женой. Война свалилась на них, как
страшное бедствие, и они, готовясь в небывалый поход,
выполняли работу с мрачным видом удавленников. В чис
ло команды входило немало новобранцев. Забитые и
жалкие, они на все смотрели с застывшей жутью в
глазах. Их пугало море, на которое они подали впервые,
а еще больше неизвестное будущее. Доже среди кадро
вых матросов, кончивших разные специальные школы,
не было обычного веселья. Только штрафные, в противо
положность остальным, держались более или менее
бодро. Береговое начальство, чтобы отделаться от них,
как от вредного элемента, придумало для этого самый
легкий способ: списывать их на суда, отправляющиеся
на войну. Таким образом, к ужасу старшего офицера,
у нас набралось их до семи процентов. Среди штраф
ных иногда прорывалась удалъ:
—• Ничего, братцы, повоюем!
— Может, на ялоночках женимся!
—• Снаряд — дурак: он не разбирает, штрафной ты
или нет. Всех одинаково будет' укладывать без всякой
панихиды.
Один из вечеров я провел в маленькой каюте, что
расположена в жилой палубе с правого борта. Она при
надлежала двум младшим боцманам. Оба отличались
солидностью роста, шириной плеч и здоровым загаром
щек. Один из них, Иван Епифаньевич Павликов, был
круглолиц, белокур, с длинными ресницами, под кото
рыми сыто поблескивали светлые глаза. Он шагал по
палубе важной и неторопливой походкой барина. Его
удручала не столько война, сколько разлука с возлюб
ленными, портреты которых были развешены над сто
ликом. О своих победах над женщинами он рассказывал
со всеми подробностями, весело при этом посмеиваясь.
Он нравился мне меньше, чем второй боцман — Мак
сим Иванович Воеводин. Последний был серьезнее и
вдумчивее. Повидимому, на все явления жизни у него
сложился определенный взгляд практического человека.
И только по временам его лицо, сероглазое, с высоким
3&
