Зарежу... Зарежу и больше никаких!..
Просыпаясь, муж грубо обнимает ее больное
тело. Она не сопротивлялась, отдаваясь ему с чувством омерзения, дрожа от страха.
Наступил канун престольного праздника. Петр,
разгулявшись, просидел у шинкаря до поздней
ночи. Вышел от него совсем пьяным и окунулся
во тьму, точно нырнул в прорубь плотного пруда,
в стоячую темную воду, навсегда отравленную коноплей. Он остановился среди улицы, соображая—
куда идти?
Дул сильный ветер, свистя в щелях заборов и
дворов и шурша соломою крыш. Неумолчно шумели деревья, оголившиеся ветви хлестали друг
друга. По небу низко ползли тяжелые, разбухшие
тучи; в просветах кое-где скупо горели звезды,
Глаза, немного приглядевшись, стали отличать черные силуэты изб. Огней не было. Село казалось
мертвым, как кладбище.
Петр пощупал кобуру револьвера и, пошатываясь, медленно побрел вдоль улицы. Ноги плохо
слушались, заплетаясь, шаркая подошвами по замерзающей земле, едва удерживая грузное тело
В голове, как в густом тумане, бродили неясные
мысли. — Где вам тягаться супротив Петра Заха-
рыча...—ворчал он, грозясь кулаком на молчаливые
избы.—Тоже в политику ударились!., Тьфу!.. Вперед деревенскую кору соскоблите...
