той борьбы, которая длилась в продолжении десяти
месяцев на далекой и ненужной нам земле. Там, веро
ятно, каждая пядь суши была густо полита кровью
русских воинов, покорно исполнявших предначертания
Петербурга.
Известие о гибели 1-й эскадры и падении Порт-Ар
тура уничтожило порыв к войне не только у матросов,
которые и без того его мало имели, но и у офицеров.
Они начали терять веру в несокрушимость русского
оружия. Некоторые из них сами сообщали нам новости
о наших неудачах уже в ироническом тоне. Другие,
беседуя между собою на тему о войне, не стеснялись
в присутствии матросов резко выражаться по адресу
главных «спасителей» отечества.
Под тентом прогуливались два молодых человека:
узкогрудый, скучающе-вялый механик в чине поручика
и вахтенный офицер с мичманскими погонами на плечах,
он же исполняющий обязанности младшего штурмана.
Мичман с буграстым носом был невысок. В нем удачно
сочетались серьезность быстро все схватывающего ума
с веселым нравом характера, за что он и был уважаем
матросами. Но теперь, разочарованный и как бы
бичующий самого себя, он говорил своему собесед
нику:
— Начали войну мы плохо, продолжаем плохо, а
конец, мне кажется, будет еще хуже. Взять для при
мера артурскую эскадру. Она была сильнее и лучше
организована, чем наша. И личный состав ее имел
больше боевого опыта, чем мы. Там в сравнении с Нами
были настоящие моряки. Что же, однако, случилось?
Пятьдесят с лишним кораблей сметены с лица моря,
словно игрушки...
Механик ехидно вставил:
— Первая эскадра из надводной превратилась в под
водную эскадру.
Мичман подхватил:
— Вот именно! Превратилась в подводную эскадру!
А теперь пал и Порт-Артур. На что еще надеяться?
6*
177
