осторожно, так же как уголовный преступник добы
вает чужое добро — воровским путем.
Некоторые матросы пытались заявить адмиралу, Ро-
жественскому претензии на Куроша, но после они
раскаивались в этом.
Тогда решили о всех безобразиях старшего офицера
написать адмиралу анонимное письмо. А чтобы не
могли установить, чей почерк, нашли для переписки
грамотного матроса с другого корабля. Пакет послали
на имя начальника отряда заказной корреспонденцией.
Вечером, перед молитвой, когда все собрались на
верхней палубе, Еышел к нам сам адмирал и заорал,
потрясая анонимным письмом:
— Кто писал эту гнусную клевету. Выйди впередI
G минуту длилось на судне гробовое молчание.
И вдруг разразился ураган брани и рева. Адмирал
угрожал повесить автора письма на рее.
И тогда поняли, что никакими путями не добиться
нам правды.
Трудно сказать, кто из них был более жесток —
Курош или Рожественский.
Болезненно самолюбивый, невероятно самонадеянный,
вспыльчивый, не знавший удержа в своем произволе,
адмирал наводил страх не только на матросов, но и
на офицеров. Он презирал их, забивал в них волю,
всякую инициативу. Даже командиров кораблей он
всячески третировал и, не стесняясь в выражениях,
хлестал их отборной руганью. А те, нарядные, сами
в орденах и штаб-офицерских чинах, пожилые и
солидные, тянулись перед ним, как школьники. Во
время маневров или стрельбы учебно-артиллерийского
отряда мне самому нередко приходилось видеть, как
на мачтах нашего крейсера взвивались флаги с назва
нием провинившегося корабля и с прибавкой какого-
нибудь позорящего слова: «гадко», «мерзко», «по-ту
рецки», «по-бабьи». Подобные издевательства выносили
командиры без протеста, терпеливо и молча, как наез-'
женные лошади.
