— Слушай, а что с Иваном?
— Говорят тебе, что все в порядке с твоим Иваном.
Ты о себе сейчас думай. С тобой хуже, чем с Иваном.
Знают тебя слишком многие.
— А в чем дело?
— Ни в чем. В ревире зайдешь в вексельбад, это на
кожное отделение, найдешь там человека с очень тол
стыми очками, его зовут Генрих, и скажешь, что тебя
прислал я. Он знает, что нужно делать.
— Да, но я не знаю, кто ты?
— Скажешь, что прислал Николай Кюнг. А теперь
иди. Отдыхай.
И я ушел, раздумывая над таинственностью этих раз
говоров и зажимая в кулаке кусочек картона.
Только ночью, пытаясь согреться под тонким одея
лом, я вспомнил, где я слышал этот голос. Это он ноча
ми вел чудесные повествования. Так вот ты какой, чу
десный рассказчик Николай Кюнг. Но кто ты, человек
со странной фамилией?
Третий день лежу в палате для тяжелобольных. В го
рячечном бреду мечутся люди разных национальностей,
вскакивают, что-то кричат, каждый на своем языке.
Несколько раз в течение ночи принимается хохотать
пожилой француз. В Бухенвальд он попал за то, что уда
рил стулом немецкого унтера в то время, когда тот наси
ловал его несовершеннолетнюю дочь. Состоятельные
родственники сумели купить ему жизнь, но от Бухен-
вальда спасти не смогли. Эти подробности, как и многое
другое, я узнал от молодого русского санитара Николая.
Он иногда подкармливал меня. То принесет кусок хле
ба, то несколько картофелин, то миску баланды. Он же
сообщил мне о моей смерти.
— Запомни, что сегодня ночью хефтлинг № 26662,
называвшийся Валентином Логуновым, умер от крупоз
ного воспаления легких. И нечего таращить на меня гла
за. Сказано умер — значит умер, — он постучал паль
цем по дощечке, висящей на спинке кровати. — Пока
есть время, изучай вот эту биографию. Теперь ты Анд
реев Григорий Федорович, 1914 года рождения, из горо
да Житомира. Никогда там не бывал? Нет? Ну, это ни
чего. Твой номер 37714. Подробности узнаешь после.
60
