— Спасибо! Наверно, погиб бы, если бы не помогли.
А как ѵ тебя голова?
— Болит, — отвечает с ударением на «о> и прикла
дывает руку к окровавленной повязке.
Пока подтягивается хвост колонны, есть возможность
немного перевести дыхание.
Чеха зовут его товарищи. Он торопливо жмет мне ру
ку и спрашивает, где я живу.
— В Рязани, — почему-то отвечаю я.
Он недоуменно хлопает глазами, и я ему разъясняю.
— Есть такой очень хороший город недалеко от Мос
квы.
Он через силу улыбается.
— Нет, здесь, в Бухенвальде?
— На сорок первом. Флигель «А».
— Я Франц Ухса, — говорит он, тыча пальцем в
грудь, — вечером приду, — и уходит, морщась не то от
боли, не то от улыбки.
— Так ты из Рязани? — спрашивает меня стоящий
рядом невысокий человек в больших роговых очках. —
Значит, земляки? Я из Ижевского. Слыхал, наверно?
— Очень жаль, — отвечаю я.
— Почему жаль?
— Место, не подходящее для встречи. Особенно с зем
ляком.
— Это ты прав, — улыбается он, — а впрочем, зем
ляк везде нужен. Здесь особенно. Вот если бы не ребе
нок, то лежал бы ты сейчас вон в той компании, — и
показывает на штабель трупов около инструменталки.
— Какой ребенок? — не понимаю я.
— Да Ванюшка Удодов. Который у тебя камень взял
по дороге.
— Почему ребенок?
— Потому что ему на днях шестнадцать лет испол
нилось. Силища неимоверная. Если не погибнет — чем
пионом будет.
— Где чемпионом?
— У нас, конечно. В Советском Союзе, — убежденно
говорит он.
— Слушай. Ты где живешь? — спрашиваю я.
— А что?
— Хотелось бы поговорить.
54
