Сгибаясь и покачиваясь под тяжестью двух камней,
иду в толпе таких же рабов, как и я. Уже через несколь
ко шагов чувствую, что в глазах начинает темнеть, кровь
стучит в висках, сердце не умещается в грудной клетке.
Проклятые камни с каждым шагом становятся все тяже
лее, и кажется, нет конца этой дороге смерти.
«Дойти. Во что бы то ни стало дойти», — сверлит
мысль, и тут же сознание подсказывает: «Не дойду».
Онемевшие пальцы левой руки, поддерживающие этот
камень, начинают слабеть, нестерпимо больно ключицу,
которая вот-вот треснет под острым ребром этого груза.
Мельком вижу сбоку напряженное лицо Ивана. Он
понимает, что я вот-вот упаду, упаду, чтобы никогда не
подняться, и в его глазах, как в зеркале, вижу отраже
ние своего страдания. Его губы чуть слышно шепчут:
«Иди! Иди!» — и я иду из последних сил, иду, напрягая
всю волю, уже не видя ни окружающего, ни дороги.
— А ну, подожди, — слышу сзади незнакомый голос
и сквозь пелену какого-то тумана вижу кисть неестест
венно громадной руки, снимающей с моего плеча про
клятый камень.
Вцепившись двумя руками в оставшийся на правом,
плече камень, чувствую громадное облегчение. Возвра
щается ясное сознание, и я уже вижу знакомый бугорок
на дороге, половину рокового подъема.
Скосив глаза и чуть повернув голову, вижу молодое,
почти детское лицо и атлетическую фигуру. Парень
очень свободно, без всякого напряжения несет свой и
мой камень.
— Иди, не оглядывайся, доходяга. Этот гад ушел в
хвост колонны. Не заметит, — тихо говорит он, озорно,
по-мальчишески улыбаясь.
Наконец дошли. Бросаю свой камень куда положено
и стою, качаясь, всеми силами стараясь не упасть. Обид
но было бы упасть сейчас, когда все же дошел. Чувст
вую, что Иван крепко берет меня под руку, кто-то по
дает кружку с водой. Оказывается, это чех с повязкой
на голове.
— Як се маш, русский? * — спрашивает он. И очень
участливо заглядывает мне в лицо.
* Как себя чувствуешь? (Чешек.).
53
