ют на руках и плечах кусочки кожи. Форарбайтер ста
рается, подбадриваемый пьяным хохотом сверху.
Не знаю, чем бы это для меня кончилось, если бы со
стороны постовой цепи не раздался сухой трест выстре
ла. Удары прекратились, и, отняв от лица руки, я вижу,
как один из заключенных, с кругом флюгпункта на одеж
де, бежит, припадая на одну ногу, стараясь укрыться в
общей толпе. По-видимому, неосторожно отошел в сторо
ну. Форарбайтер бросает меня и бежит наперерез ране
ному. С верха скалы хлопает второй выстрел, на этот раз
пистолетный, и хромающий человек падает, уткнувшись
лицом в щебень. Его руки вытянуты вперед, одна нога
подогнута, как будто и мертвый, он стремится затеряться
в общей толпе заключенных.
Форарбайтер жестами пытается показать свое восхи
щение меткостью выстрела находящимся на верху ска
лы, потом распоряжается бросить труп на одну из пово
зок с камнем и, забыв обо мне, отправляется на поиски
следующей жертвы.
Только тут замечаю, что я со всех сторон окружен
тесной толпой чехов, французов, русских, делающих вид,
что они усиленно работают. Понимаю, что они старают
ся прикрыть меня от глаз форарбайтера, и в груди что-
то сжимается, к горлу подкатывает какой-то теплый
клубок, и на глаза просятся слезы. Хорошие слезы бла
годарности.
По заведенному обычаю по окончании работы каж
дый из работающих в нижних командах должен взять
на плечи по большому камню и попутно отнести его на
верх. Это страшный момент, потому что к концу рабо
чего дня совсем не остается сил, а взять камень помень
ше — значит рисковать получить добавочный.
Взваливая на плечи камень, не замечаю, как сзади
подходит форарбайтер и, опять улыбаясь, показывает
носком сапога на другой камень, еще больше того, кото
рый я уже взял.
— Нох дизе, — говорит он, то есть: «еще этот», и
чтобы я его правильно понял, поднимает этот камень и
сам кладет мне на другое плечо. «Ну, конец!» — мель
кает у меня в голове. Чувствую, что не смогу донести та
кой груз, а бросить камень по дороге или уронить — зна
чит проститься с жизнью.
52
