штрафных команд, многие сами были участниками этих
побегов, но в конечном результате получалось так, что
вокруг меня постепенно стала сколачиваться какая-то
группа людей, готовых пойти на все.
Для ясности нужно сказать, что еще с осени 1942 го
да побеги из лагерей военнопленных, из рабочих команд,
из лагерей гражданских лиц, угнанных в фашистское
рабство, приобрели массовый характер.
Всех беглецов, где бы они ни были пойманы, концен
трировали в специальном лагере Хартсмансдорф, в 18
километрах от города Хемница. В этом специальном
заведении пытались установить личность беглеца, отку
да он бежал и степень его виновности.
Мне с Иваном Ивановым не раз пришлось бывать в
этом учреждении, и после отбытия очередного наказания,
после карцера, нас обычно направляли в «самую» страш
ную штрафную команду.
Но и «самые» страшные штрафные команды для нас
были страшны первые дни, пока мы не находили воз
можности побега. Потом подготовка, организация и
опять побег. А люди? Люди только ждали инициатора,
заводилу. Вот таким заводилой почему-то и считали ме
ня многие из побывавших в «беглецком» лагере Харт
смансдорф. Чем я им мог помочь в Бухенвальде, откуда
всякая возможность побега исключалась? Практиче
ски — ничем. Но я не отпускал от себя этих людей, так
как чувствовал перед ними какую-то ответственность за
их веру в меня.
— Не может быть, ребята! Уйдем! — И люди, отлич
но сознавая безвыходность, все-таки ждали выхода.
Важно было то, что каждый не чувствовал себя одино
ким, каждый считал себя членом какой-то группы, и это
давало ему силу.
Окончился ужин. Мою под умывальником свою мис
ку. На плечо опускается рука.
— Подойди на минутку, Валентин. — Вижу только
спину коренастого человека в коротком сером полупаль
то, выходящего из двери умывальной комнаты. Отходим
в темный угол коридора, и я узнаю знакомое лицо со
шрамом на щеке.
57
