йа себе испытываем то, о чем когда-то учили, как капи
талисты действительно, как сапрофиты (спасибо, Яков
Семенович, что напомнил это слово), высасывают все
живые соки из людей. Конечно, кто-то из высшего эсэсов
ского начальства имеет на этом большие деньги. Кроме
того, Бухенвальд поставляет рабов многим предпринима
телям в разных городах Германии. Для этого создано
несколько десятков так называемых внешних команд.
Расстрелять, конечно, проще всего, а польза какая? А
тут и рабочая сила, и нажива, и другие выгоды. Вот вы
сами видите, что даже нечистоты идут в дело. Даже кре
маторий дает доход.
— Это что же, как отопление, что ли? —спросил
Яков.
— Не как отопление. Как ни странно, а даже при
сжигании таких доходяг*, как наши заключенные, в пе
чах крематория улавливается оттопленный жир, и его
направляют на изготовление мыла. Остатки костей пе
ремалываются на специальной мельнице, упаковывают
ся в пакеты и тоже продаются как удобрение. Так-то,
Яков Семенович!
— Черт-те что! Комбинат какой-то.
— Именно комбинат. Комбинат смерти. В этом вы
еще убедитесь.
— Такого и на царской каторге не было, — тихо го
ворит Иван Иванович.
— Ничего не поделаешь. Прогресс. Цивилизация. Эти
двое несчастных еще легко погибли. Чаще с уличенного
в малейшей непокорности срывают одежду и голого бро
сают в яму с нечистотами. Каждый день из этой коман
ды не возвращаются десятки человек.
— Неужели и те, русские, черные, так же лютуют?
— В них уже ничего не осталось не только русского,
но и просто человеческого. Как правило, предатели •— это
прежде всего трусы, а трусы, если они имеют какую-то
власть, особенно жестоки. Это доказано. Говорят, что
многие из них стреляются, те, которые одумываются.
Подавленные увиденным и услышанным, мы молчим
и не замечаем, как из-за угла барака к нам подходит
* Так называли в лагере заключенных, дошедших до последней
степени истощения.
3
*
35
