предписывает заключенным во все времена года спать
с открытыми окнами. Очень «тронутые» такой заботой
о нашем здоровье, мы по нескольку человек громоздимся
на одной койке, стараясь как можно шире растянуть не
податливое одеяло, и, тесно прижимаясь друг к другу,
пытаемся согреться теплом своих истощенных тел.
Сон овладевает сразу же, как глухим черным покры
валом окутывая сознание.
Спят раздавленные каторжным трудом люди и не
чувствуют, как в холодной, наполненной человеческими
испарениями темноте бродит ночной ветер осенней Тю
рингии и как ни старается —не может развеять сладких
снов. Кажется, нет такой силы, которая могла бы вы
рвать этих людей из крепких объятий сновидений.
Но такая сила нашлась. Сила простого, умного чело
веческого слова.
В переполненном бараке-спальне в определенные дни
сразу же после отбоя наступает мгновенная тишина. Слы
шатся приглушенные перешептывания:
— Сегодня не придет, наверно. Он вчера на тридца
том не закончил.
— Придет... Он же сказал, что через два дня придет.
Значит — придет.
И он приходит. В темноте раздается спокойный глу
ховатый голос и, как бы продолжая недавно прерванный
разговор, спрашивает:
— Так на чем мы остановились? —и тут же десятки
голосов подсказывают, на чем остановился в прошлый
раз невидимый рассказчик.
Оказывается, уже не первую ночь идет пересказ гоме
ровской «Одиссеи». Это не просто пересказ, а убеждение
в возможности возвращения домой после бесчисленных
странствий, мытарств и испытаний. Часто вместе с де
сятком притихших людей слушал я этот голос и мыслен
но старался представить себе этого чудесного повество
вателя. Кто он? К чему стремится? Зачем отрывает лю
дей от их короткого отдыха?
То он рассказывает об Александре Невском и битве
на Чудском озере, то о Василии Буслаеве, то об осво
бождении Москвы народным ополчением Минина и По
жарского, то воскрешает в памяти что-то из художест
венной литературы, а иногда просто импровизирует, но
всегда измученные люди слушают его, затаив дыхание,
43
