— Ой , послушайте меня, соседушки спорядовые
приближенные! Не откиньте меня вдову бесприютную с малыми детками бессчастными. Как пойдут
мои сироты по миру шататься, милости у крещенных выпрашивать, постучат они под ваши окошечки, голодные и холодные,—приютите их в своих
теплых гнездушках, обогрейте, обласкайте, уму-
разуму научите...
Соседка-старушка, маленькая и сухая, с острым
птичьим носом, треплет Фроську по плечу, отвечая
заунывно:
— Перестань-ка ты плакать, бедная вдовушка,
перестань ты тужить, мать горе-горькая. Не тревожь душеньку Гаврилову. Больно ей слушать
твое надрываньице... И не одна ты на свете бесталанная. И у вдовушек ростут детки здоровенькие.
Напрасно унимают Фроську. Она сознает лишь
одно, что для нее теперь нет радости в жизни,
все погибло, и йикто, никто уже не утешит ее,
ничто не заглушит ее горя. Уронив растрепанную
голову на стол, она продолжает горько причитать.
В глубине раненого сердца рождаются особые
слова и сами собою складываются в скорбную
песню: — Гаврик, Гаврик!.. На кого ты меня с детками
спокинул? С кем я теперь буду крепкую думушку
думать, с кем совет держать, с кем рассею злую
кручинушку? В ком найду я великое желаньице?
Без поры, без времени молодость моя прокатится,
головушка моя печальная не во время состарится...
9
