образовав большой круг, в центре которого находились'—Дерзилов и Кротов, крестьяне с лопатами,
старики с иконами и подсвечниками, духовный
причт, капитан на коне и несколько солдат с винтовками.
Началась краткая лития.
„Упокой, господи, души новопредставленных
рабов твоих—Потапия и Трифона".
Священник опустил глаза, не замечая, что камилавка у него съехала на бок. Он пел не своим голосом, произносил привычные слова, как автомат,
думая при этом о том, что крестьяне теперь не
простят ему и что при первой же возможности
надо бежать из села в город.
Дьякон, размахивая кадилом, басил так хрипло,
точно у него пересохло горло; туча, погасив солнце,
отбросила на землю зловещую тень, а ему казалось, что сейчас наступит египетская тьма и вострубят архангелы о страшном дне второго пришествия...
— Кощунствуете, батюшка, а?—словно проснувшись от тяжелого сна, вдруг спросил Потап,
глядя на о. Иннокентия.
Священник вздрогнул; точно отпеваемая им
душа спрашивала его с того света, до нестерпимой
боли обжигая совесть, и не нашелся что ответить.
•— Разве так повелел вам поступать Христос,
а? Где ваш бог? Или заснул, или не видит, что
пастыри его проделывают на земле? Словоблудники! Вы прислужники не бога, а сатаны!..
