«Я все-таки верю, моя любимая, что наступит то
счастливое время, когда мы снова встретимся и снова
замрем в пылу нашей обоюдной страсти. Закон природы
совершится. А потом в избе у нас колокольчиком за
звенит голосок малютки. Это будет обязательно сын,
такой же синеглазый, как ты...»
Закончили так:
«Но может случиться, что вражеские снаряды потопят
наш корабль. Помни, что, умирая, я буду твердить твое
имя. А когда страдающая моя грудь зальется водою и
я не смогу произнести ни одного слова, тогда я одним
сердцем крикну на весь мир: прощай, любимая
Настя...»
Назаров, выслушав конец, даже прослезился.
— Вот это здорово хватил! Теперь, как получит
письмо, целую неделю будет плакать. И ни один па
рень к ней не подкатывайся. За версту не подпустит.
Ну, брат, спасибо тебе.
Он бережно вложил письмо в конверт и тихо заго
ворил :
— Я давно собирался сказать тебе про одно дело,
да все откладывал. Ведь за тобою следят. .
Я крайне был удивлен таким сообщением.
— А ты откуда знаешь?
— Значит, знаю, если говорю. Когда мы были еще
в Кронштадте, на судно пришла бумага, пакет такой
большой, а на нем пятъ сургучных печатей: четыре по
углам и одна на середине. Командир, как только прочи
тал эту бумагу, сейчас же вспыхнул и приказал мне
позвать старшего офицера. Они остались в командир
ской каюте.
А
мне интересно стало узнать, что это
за тайна у них. Я подслушал. О тебе говорили. Коман
дир приказал старшему поставить за тобой негласный
надзор. Потом у командира в столе я бумагу эту на
шел и сам читал — от жандармского управления она.
Выходит, что ты политический...
— А кто за мною следит?
— Не знаю, кого поставили.
120
